– Не знаю, но именно так обстоят дела.
– И чем вы можете объяснить это?
– Ничего не могу вам сказать. Я ведь не был консультантом по вкладыванию ее капитала, я был всего лишь консультирующим ее юристом.
– Но в качестве такового вы ведь наверняка попросили ее определить состав ее имущества при составлении завещания, правда?
– Правильно.
– Ну, и как же она сама определила его?
– Именно так, как я и сказал вам только что.
– А когда это было, мистер Сэдлер?
– Завещание было составлено двадцать четвертого марта.
– Двадцать четвертого марта? Это означает, что всего лишь около месяца назад?
– Правильно.
– А были у нее какие-нибудь причины, чтобы составить завещание именно в это время?
– Об этом мне ничего не известно.
– Я спрашиваю о том, не было ли у нее проблем со здоровьем или еще чего-нибудь?
– Выглядела она вполне здоровой.
– А не была ли она напугана чем-нибудь? Не показалось ли вам, что она предчувствует какую-то беду или угрозу жизни?
– Нет, ничего такого я не заметил. Она нервничала, это было заметно, но при этом отнюдь не выглядела напуганной.
– А почему она нервничала?
– Этого я не знаю.
– Вы у нее не спрашивали о причине волнения?
– Нет, не спрашивал. Она пришла ко мне за тем, чтобы составить завещание, и я помог ей составить его и оформить должным образом.
– А приходилось вам до этого оказывать ей какие-либо услуги юридического порядка, перед тем, как составить это завещание?
– Да. У Тинки был дом в графстве Мейвис и я занимался оформлением бумаг, когда она решила продать его.
– И когда это было? – В прошлом октябре.
– Какую сумму получила она от продажи этого дома?
– Сорок две тысячи пятьсот долларов.
– Дом был заложен?
– Да. Пятнадцать тысяч было внесено на уплату ссуды. Остальное же пошло Тинке.
– Двадцать… – Мейер помолчал, производя подсчет в уме. – Это двадцать семь с половиной тысяч. Они должны были остаться у Тинки на руках. Я правильно говорю?
– Да, верно.
– Они были получены наличными?
– Да.
– Так куда же они делись, мистер Сэдлер?
– Именно этот вопрос я задал ей, когда мы составляли завещание. Меня они интересовали и с точки зрения налогов, и в связи с завещанием – вопрос о том, кому достанутся в наследство деньги, вырученные от продажи дома, мог оказаться спорным. Однако она сказала мне, что истратила их на личные расходы.
Сэдлер помолчал.
– Мистер Мейер, я занимаюсь здесь всего дважды в неделю и, поверьте, мне очень трудно бывает выкроить время для занятий спортом. Я надеялся…
– Я постараюсь не очень задерживать вас, но еще одну минуточку. Просто я не могу даже вообразить, что же могла Тинка сделать со всеми этими весьма солидными суммами, которые попадали ей в руки. Если верить вашим словам, то она была буквально без цента в момент своей смерти.
– Видите ли, я могу сообщить вам только то, что она сама говорила мне о своем финансовом положении. И состав ее имущества я внес в завещание с ее слов.
– А мог бы я ознакомиться с текстом ее завещания?
– Разумеется. Но оно находится у меня в сейфе, в помещении конторы, а я туда не намерен возвращаться сегодня. Если вы сможете зайти ко мне завтра…
– Я надеялся, что смогу ознакомиться с ним до того…
– Заверяю вас, что я честно изложил вам содержание завещания. Как я уже объяснял вам, я был у нее всего лишь консультирующим юристом, а никак не советником по размещению капиталов.
– А был у нее такой советник?
– Этого я не знаю.
– Мистер Сэдлер, а вы вели дело о ее разводе?
– Нет. Она впервые обратилась ко мне за помощью, когда занялась продажей дома. До этого я вообще не был знаком с ней и поэтому не знаю, кто консультировал ее по делу о разводе.
– И последний вопрос, – сказал Мейер. – Упомянут ли в завещании в качестве наследника кто-нибудь еще помимо Денниса и Энни Закс?
– Нет, они названы в нем в качестве единственных наследников, – сказал Сэдлер. – И притом Энни становится наследницей только в том случае, если отец ее умрет раньше Тинки.
– Благодарю вас, – сказал Мейер.
Вернувшись в участок, Мейер тщательно проверил отпечатанный на машинке список всех личных вещей, которые были обнаружены в квартире Тинки Закс. В описи не фигурировало ни копии завещания, ни чековой книжки, однако полицейский из отдела убийств, составлявший этот список, внес в него ключ от личного сейфа в банке, пометив, что он валялся на столе в квартире убитой. Мейер позвонил в отдел убийств и спросил об этом ключе. Выяснилось, что он сейчас находится в отделе выморочного имущества. Ему сказали, что если возникла в том необходимость, ключ можно взять там под расписку. Он немедленно поехал в главное управление и там ему вручили маленький конвертик с ключом. На конверте было напечатано название банка. Оформив должным образом получение ключа, он попросил в близлежащем суде ордер на право допуска к содержанию сейфа. В сопровождении судебного исполнителя Мейер отправился на метро в центр города. Когда они вышли из метро, шел проливной дождь, но они скоро добрались до Первого Северного банка на углу Филлипс и Третьей-авеню, что было в нескольких кварталах от дома Тинки.
Банковский клерк снял металлический ящичек с полки, уставленной точно такими же ящиками, и поинтересовался у Мейера, не желает ли он исследовать его содержимое в приватной обстановке, после чего провел его и судебного исполнителя в маленькую комнатку, где помещались стол и стул, а также висела привязанная на веревочке шариковая ручка. Мейер отпер металлический ящик.
В нем оказалось всего два документа. Одним из них было официальное письмо фирмы, занимающейся продажей предметов искусства, с оценкой полотна Шагала. В письме этом сухо сообщалось о том, что полотно Шагала было подвергнуто экспертизе, которая установила, что данная картина несомненно принадлежит кисти Шагала и при настоящем состоянии рынка может быть оценена по рыночным ценам в сумму от сорока пяти до пятидесяти тысяч долларов.
Вторым документом было завещание Тинки. Содержание его полностью совпадало с тем, что сообщил ему Сэдлер. Единственное, чего он не сказал ему, так это то, что согласно завещанию, опекуном Энни, в случае смерти Денниса Закса, назначался Арт Катлер.
Мейер долгое время раздумывал над тем, намеренно ли Сэдлер не сказал ему об этом или нет.
Потом он попытался прикинуть, сколько же денег успела заработать Тинка за одиннадцать лет работы манекенщицей, если она получала примерно сто пятьдесят тысяч в год, и попытался сообразить, каким это образом все ее имущество могло представлять собой всего лишь картину Шагала, которая к тому же теперь оказалась залитой ее же собственной кровью.
Выглядело это довольно подозрительно.
Глава 9
Поул Блейни проверял и перепроверял полученные им данные, сопоставляя их с заключением криминологической лаборатории относительно состояния обгорелого остова машины. Поначалу лишь одна вещь не вызывала у него никаких сомнений. Было совершенно ясно, что где бы не было так обезображено тело Стива Кареллы, это никак не могло произойти внутри машины. Состояние самого трупа было, безусловно, ужасным – даже смотреть на него было трудно без содрогания. За годы работы медицинским экспертом ему не раз случалось иметь дело с ожогами самых разных степеней. В данном случае было очевидно, что тело подвергалось воздействию пламени в течение нескольких часов. Лицо было совершенно неузнаваемым, кожа на нем почернела и заскорузла, зубы – все до одного – куда-то исчезли. Кожа на туловище тоже обгорела и полопалась, все волосяные покровы оказались уничтоженными в огне, да и мышечные ткани во многих местах выгорели, обнажая обуглившиеся кости. Для того, чтобы тело дошло до его нынешнего состояния внутри автомашины, пожар должен был бы продолжаться по меньшей мере несколько часов. Однако по заключению лаборатории автомобиль, загоревшийся в результате взрыва бензобака, горел интенсивно и пожар длился очень недолго. Блейни пришел к выводу, что тело было подвергнуто воздействию огня где-то в ином месте и лишь потом помещено в автомобиль с намерением имитировать смерть в результате пожара, произошедшего от взрыва бензобака.